О потерянном Лукоморье.

16 августа 2007

О потерянном Лукоморье.

Плач о потерянном Лукоморье… Эти слова вспомнились мне не случайно. Выставка с таким названием привлекла внимание многих участников 2 полевой музейной биеналле, которая проходила в декабре прошлого года в г. Ханты-Мансийске. В её основу легли полевые сборы участников экспедиции по Оби. И в самом названии, и в экспонируемых предметах, и в фотографиях, сделанных нашими коллегами, чувствовалась печаль по прошлому, уходящему от нас безвозвратно. Подобное чувство и я испытываю сейчас, вспоминая нашу недавнюю поездку по селам, расположенным на берегах Оби…

Маршрут экспедиции определился быстро. Неясно было лишь, с какой скоростью идет наш катер, как скоро доберемся мы до конечной точки, и сможем ли мы уложиться в 3–4 дня. Воображение рисовало самые радужные перспективы полевых сборов, но весь наш пыл охлаждал скептицизм Венеры Тимуровны — давным-давно она уже была в Вертикосе, знаменитую коллекцию Мартемьянова видела, но из той давней поездки кроме впечатлений не привезла ничего. А учитывая тот факт, что в селах уже работали и другие музейщики — из Томска, Каргаска, Александровского — иллюзий строить нам не следовало. Но на людей с фантазией такие доводы не действовали. Вертикос. Красивое, звучное название. Этот населенный пункт и стал дальней точкой нашего путешествия по Оби.

Едешь на день — бери продуктов на неделю. Набив сумки тушенкой, сгущенкой, овощами и крупами, четверо участников экспедиции (трое сотрудников музея и проводник) погрузились на катер. В первый день погода не особенно радовала, тучи стелились чуть не над самой поверхность воды, упрямо дул ветер, но мы все же находили себе развлечения. Прямо с катера вели фотосъемку, рассматривали берега в бинокль. Лично мне было интересно — не покажется ли где-нибудь случайно обнажившийся из обмытого и обвалившегося берега бивень мамонта, а вот Венера Тимуровна методично сверяла проплываемые виды берегов Оби и всевозможных проток с масштабной картой 1953 года, на которой отмечены не только крупные населенные пункты, но и отдельные избы, заимки, бараки. Правда, её усилия были тщетны, и наш капитан подтвердил, что от этих построек на самом деле не осталось ничего. На протяжении всего пути мы с интересом и удовольствием слушали воспоминания нашего проводника Любови Гавриловны Новосельцевой. Она родилась в с. Казальцево Каргасокского района, проживала в Тымске, в с. Усть-Тым была преподавателем в начальной школе. На её долю выпали и тяготы послевоенного детства, и суровые условия школьной жизни, и знакомство со спецпереселенцами, которых сначала боялись, потом крепко уважали.

По пути в Вертикос мы проплывали и другие села — Александровское, Лукашкин Яр, Назино, намереваясь зайти в них на обратном пути. Однако, не доплывая до Вертикоса, в одном селе пришлось остановиться на ночь. Это было Новоникольское. Прогулка по ночному селу — тихому и темному — многим могла бы показаться странной. Но видимо, сказалось долгое сидение на катере — нас не напугали ни собаки, ни коровы, ни темные закоулки. Рассматривание ночных силуэтов зданий и дворовых построек оказалось делом довольно интересным, однако, забегая вперед, замечу, что, проходя на следующий день там же при солнечном свете, я не узнавала ни улиц, ни дорог, ни домов. Ночевали мы прямо на катере. К нашему удивлению, со стороны села не доносилось ни звука — ни в ту ночь, ни в следующую и мне, городскому жителю, совершено непривычно было засыпать в абсолютной тишине.

Вертикос

В Вертикос мы прибыли в 10 утра следующего дня. Это село расположено в красивейшем месте на берегу Оби. С высокого берега открывается вид на бескрайние обские просторы. Мощь сибирской реки, величие вековых елей и берез, буйство сочных ярких красок завораживает в одно мгновение. И никакой фотоаппарат не способен передать ни масштабность этого памятника природы, ни переполняющие душу чувства. Мои снимки по сравнению с оригиналом кажутся жалкими, а слова — пустыми. Видимо не случайно в 1971 году Томский Союз художников построил на Вертикосской горе Дом художника. Сюда приезжали работать известнейшие художники — Федоров, Попов, Залозный, Шумилкин. Красоту края воспевали в своих стихах Макшеев, Заплавный, Колыхалов. Увы, Дом художника сгорел, сегодня от бывшей постройки не осталось и следа, и только чудом уцелевшие в пожаре березки шепчутся между собой на поляне. Ушли в прошлое и кузница, и конный двор, шпалозавод, участок лесосплава.

Дом, где жил Иван Константинович Мартемьянов — известный коллекционер сибирской старины, ещё стоит и до сих пор отличается от других жилых домов. По всей видимости, много лет назад, это было одно из самых примечательных зданий в Томской области — с резными кружевами и деревянным солнышком, цветными витражами и яркой окраской стен. Однако сегодня оно вызывает только жалость — серое, поблекшее и поникшее. Двери самого дома наглухо забиты гвоздями. Окна ещё застеклены, поэтому попасть внутрь без посторонней помощи не представляется возможным. Открыты лишь двери летней кухни -несмотря на то, что вещей внутри практически нет, там царит беспорядок, и лишь огромная деревянная (!) ванна да деревянная массивная скамья в одной из комнат свидетельствуют о былом величии. Что стало со знаменитой коллекцией Мартемьянова? Местные жители рассказывали, что сам коллекционер предлагал свое собрание школе. По каким-то причинам его предложение было отклонено, и тогда Мартемьянов обратился в Томский областной краеведческий музей, где ныне создана отдельная комната, в которой можно увидеть собранные им за многие годы сибирские монеты, интереснейшие предметы русской старины, в том числе редкие предметы извозного промысла сибиряков. Кто-то слышал, что часть коллекции была передана в Каргасокский музей. Кто-то уверен, что часть предметов была бесследно утеряна. Как знать, возможно, через несколько десятков лет не станет и самого дома известного собирателя. На память об этом уникальном человеке мы посоветовали местным краеведам сохранить хотя бы вывеску (по их словам, она находиться в заколоченном доме), да деревянное солнышко. А может быть, найдутся энтузиасты, которые возвратят к жизни не только само строение, но и саму идею собирательства и коллекционирования, и радостно заиграет вновь яркими красками витражей этот небольшой уютный домик. Надежда эта остается, пока живы родственники Мартемьянова, пока есть в селе люди, начавшие по крупицам собирать историю родного села.

Ида Александровна Имамова, работник местной библиотеки, в читальном зале устроила небольшую выставку собранных ею предметов — мы увидели и хантыйскую берестяную орнаментированную потемневшую от времени коробку, и старинный угольный утюг, и самотканое полотно. Нам рассказали, что вместе со школьниками работники библиотеки посещают и расспрашивают старожилов, собирают фотографии и газетные публикации, большую работу проделали по сбору материалов о детях блокадного Ленинграда, которых во время войны разместили в вертикосском интернате. Ида Александровна — интересная рассказчица, сама вызвалась провести для нас своеобразную экскурсии по Вертикосу, поведала нам историю села и охотно приняла участие вместе с нами в осмотре старых разрушенных домов. К нашему удивлению, таких домов в Вертикосе оказалось много, большинство расположено в старой части села, ближе к реке (по месту расположения её именуют «Подгора», в отличие от расположенной выше «Горы»).

Казалось бы, для музейщиков наличие таких объектов — хороший знак, есть где поработать, велика вероятность найти интересный экспонат. Но в течение всего пребывания в Вертикосе меня не покидало странное ощущение несоответствия. То ли контраст между полным спокойствия величием природы и суетной хозяйственной деятельностью человека был таким разительным, то ли смутно угадывалось чье-то начальственное равнодушие к прошлому и будущему этого села, но на самом деле гораздо большее впечатление на меня произвели не новые коттеджи и не строящееся здание большой школы, а пустые глазницы заброшенных домов.

Новоникольское

А вот новые впечатления от Новоникольского развеяли всю тоску. То, что накануне ночью казалось глухим и чуть ли не жутким, при солнечно свете оказалось крепким, ладным и нарядным. Переобутые после Вертикоса, в сапогах вместо кроссовок, на высоких и сухих дорогах Новоникольского мы смотрелись, по меньшей мере, странно.

Недавно окрашенные наличники, двери, аккуратные заборы, яркие цветники, сочная зелень огородов… В памяти всплыли слова типа «образцово-показательный», «совместными усилиями обеспечим» и что-то вроде «Слава труду!». Мы побывали в нескольких домах. Многие удивлялись нашей радости от находки какого-нибудь предмета, для них совершено привычного. Нашлись даже добровольные помощники в сборе экспонатов для музея. И, что самое приятное, люди, с которыми нам довелось беседовать, были приветливы и доброжелательны.

Охотно делилась своими воспоминаниями с сотрудниками музея Фекла Гавриловна Штурман (в девичестве Петухина, род. в 1920), Она проживает в Новоникольском с 1936 года. Её семья прибыла в Александровский район из-под Тобольска в 1929 г., жили в д. Пролетарка возле Назино. Работали в совхозе «Буденный». Рассказывает, что хорошо было развито животноводство — разводили коров, лошадей, овец, свиней. Выращивали пшеницу, рожь, овес, картофель. На ферме разводили кроликов, черно-бурых лисиц. Много работали и в войну. На фронт отправляли рыбу, мясо. Обоз собирали со всего района, на лошадях отправляли продукты в г. Томск. Занимались заготовкой леса, для этого ездили в Прохоркино за 40 км. Родом из Прохоркино житель Новоникольского Василий Гаврилович Нестеров (род. в 1928). Он закончил всего 4 ласа. В войну был подростком, но как и многие сибирские дети не бездельничал, а трудился наравне со взрослыми: охотничал, метал сено. А после войны многие годы работал в колхозе, в рыбартели. Чувство восхищения вызвало у сотрудников музея посещение дома Амалии Христиановны Шмидт — у 82-летней женщины и огород, и домашнее хозяйств в образцовом состоянии. О себе Амалия Христиановна — немка, выселенная со всей семьей из Саратовской области — скромно рассказывала, что вначале не знала русского языка, и в школу в 1941 году в Новоникольске не пошла. Стала работать в поле, на лесозаготовках, мама трудилась на засольном пункте, а отец был возчиком на коровах (поскольку лошади были отправлены на фронт). В несколько строк укладываются факты биографии старожилов, но за этими строками, недосказанными фразами, смущенными улыбками стоят годы напряженного труда, переживаний и разочарований. Пропал без вести на войне первый муж Феклы Гавриловны, всплывают в её памяти события нам соседнем Назинском острове… История страны пишется историями конкретных людей. Но радостно было сознавать, что и Фекла Гавриловна, и Василий Гаврилович, и Амалия Христиановна, как и многие другие жители села, сегодня окружены вниманием и заботой своих родных и односельчан.

Нам очень понравилось и само село, и его жители — и юные, и пожилые. А после того как на улице я встретила одноклассницу своего сына, я на неделю потеряла покой. Лес, река, свежий воздух — мне сразу захотелось снять на лето где-нибудь в деревне дом, и в мечтах виделось почему-то именно Новоникольское. В веселых прибаутках деревенских балагуров, в неподдельном интересе к нашей собирательской работе и в трогательной заботе к нам, незнакомым, чувствовалась у местных жителей любовь и гордость за свою малую родину. Но в этой любви была и нотка горечи. С развалом Советского Союза пришло время другой системы и других отношений. Не построены мосты, объединяющие населенные пункты, не нужно стало молоко и мясо от местных производителей, некуда и некому сдавать дикоросы. То, чем жило и развивалось прежде крепкое хозяйство, стоит сегодня под большим знаком вопроса. А всем понятно, чем начинают заниматься мужики в отсутствии работы и заработка.

Поскольку мы были ограничены во времени, очень поверхностным было посещение с. Назино. Здесь нам тоже удалось познакомиться с интересными людьми, в том числе и с местной знаменитостью — хантом Василием Николаевичем Васькиным. Его неоднократно посещали журналисты, снимали телевизионщики, и в разговоре он чувствовал себя раскованно и свободно. Василий занимается огородом и рыбалкой, у него, по словам односельчан, золотые руки, и при желании его дом наверняка мог бы стать гораздо краше. Но стимула, по словам хозяина, нет.

Снова и снова я мысленно возвращаюсь в те места, которые мы посетили. Улеглись первые эмоции, но до сих пор я испытываю двойственные чувства. С одной стороны -грусть, подобная плачу о потерянном Лукоморье, с другой — чувство благодарности.

Мы — Ирина Кормилина, Венера Мудрума, Любовь Новосельцева и автор этих заметок — хотели бы сказать огромное спасибо всем-всем, кто помогал нам на протяжении всего пути, кто неравнодушен к истории родного края, кто счастлив, что живет на берегах великой реки.

Е. Селиванова